Сменить прическу

По газетной статье Эрик был сочтен подходящим в этом ряду. А служа в то время в Западном Берлине, жену же оставив в Швеции, Эрик по простительной мужской слабости посещал холостую дамочку в Восточном Берлине. Тут-то ночью его и повязали (да не про то ли и пословица - "пошел к куме, да засел в тюрьме"? Его привезли в сменить прическу, где Громыко, когда-то обедавший в доме отца его прически мужские фото в Стокгольме и знакомый с сыном, теперь на правах ответного гостеприимства, предложил молодому человеку публично стрижки фото женские проклясть и весь капитализм и своего отца, и за это было сыну обещано у нас сменить прическу час же полное капиталистическое коса прически обеспечение до конца дней. Но хотя Эрик материально ничего не терял, он к удивлению Громыко возмутился и наговорил оскорбительных слов. Не поверив его твердости, его заперли на подмосковной даче, кормили как принца в сказке (иногда "ужасно репрессировали" переставали принимать заказы на завтрашнее меню и вместо желаемого цыпленка приносили вдруг антрекот), обставили произведениями Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и сменить прическу ждали, что он перекуется. Тогда подсадили к нему бывшего генерал-лейтенанта, уже два года отбывшего в Норильске.

Вероятно расчет был, что генерал-лейтенант преклонит голову Эрика перед лагерными ужасами. Но он выполнил это задание плохо или не сменить прическу выполнять. Месяцев за десять совместной сидки он только научил Эрика ломанному русскому языку и поддержал возникшее в нем отвращение к голубым фуражкам.

Летом 1950 года вызвали Эрика еще раз к Вышинскому, он отказался еще раз, совершенно не по правилам попирая бытие сознанием. Тогда сам Абакумов прочел Эрику постановление: 20 лет тюремного заключения (?? Они уже сами не рады были, что связались с этим недорослем, но нельзя ж было и отпускать его на Запад. И вот тут-то повезли его в отдельном купе, тут он слушал через сменить прическу рассказ московской девушки, а утром видел в окно древнюю рязанскую Русь. Он верил в Запад слепо, сменить прическу не хотел признавать его слабостей, он считал несокрушимыми западные армии, непогрешимыми его политиков. Он не верил нашему рассказу, что за время его заключения Сталин решился на блокаду Берлина и она сошла ему вполне благополучно. Молочная шея Эрика и кремовые щеки рдели от негодования, когда мы высмеивали Черчиля и Рузвельта, так же был уверен он, что Запад не потерпит его, Эрика, заключения; что вот сейчас по сведениям с Куйбышевской пересылки разведка узнает, что Эрик не утонул в Шпрее, а сидит в Союзе - и его выкупят или выменяют. (Этой верой в особенность своей судьбы среди других арестантских судеб он напоминал наших благонамеренных ортодоксов). Несмотря на жаркие схватки, он звал друга моего и меня к себе в сменить прическу при случае ("нас каждый знает, - с усталой улыбкой говорил он, -отец мой почти содержит двор шведского короля").