Прически для блондинок

(Сенченко, оперативника, помните?) Ну, наконец, и портсигара своего алого я жадовал, прически для блондинок и запомнил, как отняли... И - прически для блондинок те пионерские грезы о будущем святом Равенстве! И когда на прически для блондинок комбрига смершевцы сорвали с меня эти проклятые погоны, и ремень сняли и толкали идти садиться в их автомобиль, то и в своей перепрокинутой судьбе я еще тем был очень уязвлен, как же это я в таком разжалованном виде буду проходить комнату телефонистов - ведь рядовые не должны были видеть меня таким! На другой день после ареста началась моя пешая Владимирка: из армейской контр-разведки во фронтовую отправлялся этапом очередной улов. Когда меня из карцера вывели строиться, арестантов уже стояло семеро, в три с половиной пары,спинами ко мне. Шестеро из них были в истертых, все видавших русских солдатских шинелях, в спины которых несмываемой белой краской было крупно въедено: "SU". Это значило "Soviet Union", я уже знал эту метку, прически для блондинок раз встречал ее на прически для блондинок наших русских военнопленных, печально - виновато бредших навстречу освободившей их армии. Их освободили, но не было взаимной радости в этом освобождении: соотечественники косились на них угрюмее, чем на немцев, а в недалеком тылу вот что, значит, было с ними: их сажали в тюрьму. Седьмой же арестант был гражданский немец в черной тройке, в черном пальто, в черной шляпе. Он был уже за 50, высок, холен, с белым лицом, взращенным на беленькой пище. Меня поставили в четвертую пару, и сержант татарин, начальник конвоя, кивнул мне взять мой опечатанный, в стороне стоявший чемодан. В этом чемодане были мои офицерские вещи и все письменное, взятое при прически для блондинок - для моего осуждения. Он, сержант, хотел, чтобы я, офицер, взял и понес чемодан? Прически для блондинок самая модная прическа есть, громоздкую вещь, запрещенную новым внутренним уставом?

Так сложно я всего не выразил сержанту, но сказал: - Я - офицер.

Никто из арестантов не обернулся на мои слова: оборачиваться было запрещено. Лишь сосед мой в паре, тоже SU, посмотрел на меня с удивлением (когда они прически для блондинок нашу армию, она еще была не такая).

Хоть в глазах его я, конечно, не был офицер, но прически для йорков выучка его и моя совпадали. Он подозвал ни в чем не повинного немца и велел нести чемодан ему, благо тот и разговора нешего не понял. Все мы, остальные, взяли руки за спину (при военнопленных не было ни мешочка, с пустыми руками они с родины ушли, с пустыми и возвращались), и колонна наша из четырех пар в затылок тронулась. Разговаривать с конвоем нам не предстояло, разговаривать друг с другом было совершенно запрещено в пути ли, на привалах или на ночевках... Подследственные, мы должны были идти как бы с незримыми перегородками, как бы удавленные каждый своей одиночной камерой. То распространялся реденький туман, и жидкая грязца унывно хлюпала под нашими сапогами даже на твердом шоссе. То небо расчищалось, и мягко-желтоватое, еще неуверенное в своем даре солнце грело почти уже обтаявшие пригорки и прозрачным показывало нам мир, который надлежало покинуть. То налетал враждебный вихрь и рвал с черных туч как будто и не белый даже снег, холодно прически для блондинок им в лицо, в спину, под ноги, промачивая шинели наши и портянки. Было время разглядывать и разглядывать корявые безобразные клейма SU и лоснящуюся черную ткань на спине немца.

Было время и передумать прошлую жизнь и осознать настоящую.

Ни одобрения, ни осуждения не было в их покачивании.

Он перекладывал чемодан из руки в руку, брался за сердце, делал знаки конвою, что нести не может.

И тогда сосед его по паре, военнопленный, Бог знает что отведавший только что в немецком плену (а может быть и милосердие тоже) - по прически свадебные прически короткие для блондинок воле взял чемодан и понес.