Прически с ободком

Так загремит туда же и полковник!) Побег к западным партизанам, к силам Сопротивления, только оттягивал твою полновесную расплату с трибуналом, но он же делал тебя еще более опасным: живя вольно среди европейских людей, ты мог набраться очень вредного духа.

А если ты не побоялся бежать и потом сражался - ты решительный человек, ты вдвойне опасен на родине. Выжить в прически с ободком за счет своих соотечественников и товарищей?

Стать внутрилагерным полицаем, комендантом, помощником немцев и смерти? Сталинский закон не карал за это строже, чем за участие в силах сопротивления - та же статья, тот же срок (и можно догадаться, почему: т а к о й выпускные платья прически человек менее опасен!). Но внутренний закон, заложенный в нас необъяснимо запрещал этот путь всем, кроме мрази. За вычетом этих четырех углов, непосильных или не приемлимых, оставался пятый: ждать вербовщиков, ждать куда позовут.

Иногда на счастье приезжали уполномоченные от сельских прически с ободком и набирали батраков к бауэрам: от прически с ободком, отбирали себе инженеров и рабочих. По высшему сталинскому императиву ты и тут должен был отречься, что ты инженер, скрыть, что ты - квалифицированный рабочий. Конструктор или электрик, ты только прически с ободком сохранил бы патриотическую чистоту если бы остался в лагере копать землю, гнить и рыться в помойках. Тогда за ч и с т у ю измену родине ты с гордо поднятой головой мог бы рассчитывать получить десять лет и пять намордника. Прически с ободком же за измену родине, отягченную работой на врага да еще по специальности, ты с потупленной головой получал - десять свадебные прически в картинках лет и пять намордника! Эта была ювелирная тонкость бегемота, которой так отличался Сталин! А то приезжали вербовщики совсем иного характера - русские, обычно из недавних красных политруков, белогвардейцы на эту работу не шли. Вербовщики созывали в лагере митинг, бранили советскую власть и звали записываться в шпионские школы или во власовские части. Тому, кто не голодал, как наши военнопленные, не обгладывал летучих мышей, залетевших в лагерь, не вываривал старые подметки, тому вряд ли понять, какую необоримую вещественную силу приобретает всякий зов, всякий аргумент, если позади него, за воротами лагеря, дымится походная кухня и каждого согласившегося тут же кормят кашею прически с ободком пуза - хотя бы один раз! Но сверх дымящейся каши в призывах вербовщика был призрак свободы и настоящей жизни - куда бы ни звал он! В трудовые батальоны - бетонировать будущий Атлантический вал. В части "Hiwi" ("Hilfswillige" добровольцы германского вермахта - и в каждой немецкой роте прически с ободком 12 таких "Hiwi"). И наконец, в деревенские полицаи, которые преследовали и ловили партизан, от многих от которых Родина потом отречется. Куда бы он не звал, в любое место, хоть куда нибудь, лишь бы не оставаться здесь и как подобрать себе прическу не умирать подобно покинутой скотине. Мы сами освободили человеческие существа, обреченных нами обгладывать летучих мышей, от всяческих обязательств не только к своей Родине, но и ко всему человечеству.